 Дорогой он встретил отшельника с почтенной седой бородой, доходившей тому до пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее читал. Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник приветствовал его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило желание побеседовать с ним. Он спросил, какую книгу тот читает. - Это книга судеб, - сказал отшельник. - Не хотите ли почитать?
Задиг взял у него книгу, но, несмотря на то, что знал много языков, не смог прочесть ни единого слова. Это лишь разожгло его любопытство.
- Мне кажется, вы чем-то очень опечалены, - сказал старик.
- Увы, я имею на то много причин, - ответил Задиг. - Если позволите вам сопутствовать, - продолжал тот, - вы, быть может, не пожалеете об этом; мне удавалось иногда влить бальзам утешения в души несчастных.
Задиг почувствовал глубокое уважение к облику, бороде и книге отшельника. В его словах заключалась как будто высокая мудрость. Отшельник говорил о судьбе, справедливости, нравственности, высшем благе, человеческой слабости, добродетелях и пороках с таким живым и трогательным красноречием, что Задиг ощутил непреоборимое влечение к нему. Он стал настоятельно упрашивать старика не оставлять его до возвращения в Вавилон.
- Я сам хотел просить вас об этом как о милости, - сказал отшельник.
- Поклянитесь мне Оромаздом не покидать меня несколько дней, что бы я в это время ни делал.
Задиг поклялся, и они уже вместе продолжали путь.
Вечером путники подошли к великолепному замку.
Отшельник попросил гостеприимства для себя и своего молодого друга.
Привратник, похожий скорее на знатного барина, впустил их с видом
презрительного снисхождения и провел к дворецкому, который показал им
роскошные комнаты хозяина. За ужином их посадили в конце стола, и владелец
замка не удостоил их даже взглядом. Однако их накормили столь же изысканно
и обильно, как остальных. Для умывания им подали золотой таз, украшенный
изумрудами и рубинами, спать их уложили в прекрасном покое, а на другое
утро слуга принес каждому из них по золотому, после чего обоих отправили
на все четыре стороны.
- Хозяин дома, - сказал Задиг дорогой, - кажется мне человеком гордым,
но великодушным; гостеприимство его исполнено благородства. - Говоря это,
он заметил, что сума отшельника чем-то битком набита, и краем глаза увидел
в ней украденный старцем золотой таз.
Задиг был поражен тем, что старец его украл, но не решился ничего
сказать.
Около полудня отшельник подошел к небольшому домику, в котором жил
богатый скряга, и попросил у него гостеприимства на несколько часов.
Старый, одетый в поношенное платье слуга принял их грубо, отвел на конюшню
и принес им туда несколько гнилых оливок, черствого хлеба и прокисшего
пива.
Отшельник ел и пил с не меньшим удовольствием, чем накануне, потом
обратился к старому слуге, смотревшему в оба, чтобы они чего-нибудь не
украли, и торопившему их уйти, дал ему два золотых, полученных утром, и
поблагодарил его за оказанное внимание.
- Прошу вас, позвольте мне поговорить с вашим господином, - сказал он взаключение.
Удивленный слуга отвел их к хозяину.
- Великодушный господин, - сказал отшельник, - я могу лишь очень
скромно отблагодарить вас за ваше благородное гостеприимство.
Соблаговолите принять этот золотой таз как слабый знак моей
признательности.
Скупец чуть не упал наземь. Не дав ему времени прийти в себя, отшельник
поспешно удалился со своим молодым спутником.
- Отец мой, - спросил его Задиг, - как объяснить все то, что я вижу? Вы
совсем не похожи на других людей; вы крадете золотой таз, украшенный
драгоценными камнями, у вельможи, оказавшего вам великолепный прием, и
отдаете его скряге, который принял вас самым недостойным образом.
- Сын мой, - отвечал старик, - этот гордец, принимающий странников из
одного только тщеславия и желания похвастать своими богатствами, станет
разумнее, а скряга научится оказывать гостеприимство. Не удивляйтесь
ничему и следуйте за мной.
Задиг не мог понять, с кем он имеет дело, - с безрассуднейшим или
мудрейшим из смертных, но отшельник говорил так властно, что у Задига,
связанного к тому же клятвой, не хватало духа покинуть его.
Вечером они пришли к небольшому, изящной архитектуры, но скромному
дому, в котором не было ничего ни от расточительности, ни от скупости.
Хозяином оказался философ, который, удалившись от света, целиком посвятил
себя занятиям добродетельным и мудрым и, несмотря на это, нисколько не
скучал. Он с радостью построил это убежище, где принимал чужестранцев с
достоинством, чуждым тщеславия.
Он сам встретил обоих путешественников и
прежде всего повел их отдохнуть в уютный покой, а немного погодя пригласил
к опрятно и вкусно приготовленному ужину, во время которого сдержанно
говорил о последних событиях в Вавилоне.
Он, видимо, был искренне предан царице и считал, что было бы очень
хорошо, если бы на арену в качестве претендента на корону вышел и Задиг.
- Но люди, - прибавил он, - не заслуживают такого государя.
Эти слова заставили Задига покраснеть и еще сильнее почувствовать свои
несчастья. В ходе беседы сотрапезники единодушно признали, что события в
этом мире не всегда происходят так, как того желали бы наиболее разумные
из людей. Но отшельник все время утверждал, что никто не знает путей
провидения и что люди не правы, когда берутся судить о целом по ничтожным
крупицам, доступным их пониманию.
Заговорили о страстях.
- Как они гибельны! - воскликнул Задиг.
- Страсти - это ветры, надувающие паруса корабля, - возразил отшельник.
- Иногда они его топят, но без них он не мог бы плавать. Желчь делает
человека раздражительным и больным, но без желчи человек не мог бы жить.
Все на свете опасно - и все необходимо.
Заговорили о наслаждении, и отшельник стал доказывать, что наслаждение
- дар божества.
- Ибо, - сказал он, - человек не может сам себе давать ни ощущений, ни
идей; все это он получает. Печали и удовольствия приходят к нему извне,
равно как и сама жизнь.
Задиг удивился, как это человек, делавший столь сумасбродные вещи,
может так здраво рассуждать. Наконец, после беседы, и поучительной и
приятной, хозяин проводил обоих путешественников в отведенный для них
покой, благословляя небо, пославшее ему столь мудрых и добродетельных
гостей. Он с такой непринужденностью и благородством предложил им денег,
что они не могли этим оскорбиться. Отшельник от денег отказался и сказал,
что хочет проститься с ним, так как еще до рассвета намерен отправиться в
Вавилон. Попрощались они очень тепло; особенно был растроган Задиг,
который проникся уважением и симпатией к этому достойному человеку.
Когда отшельник и Задиг остались в приготовленном для них покое, они
долго восхваляли хозяина. На рассвете старец разбудил своего спутника.
- Пора отправляться, - сказал он ему. - Пока все спят, я хочу оставить
этому человеку свидетельство своего уважения и преданности.
- И с этими словами он взял факел и поджег дом.
Задиг в ужасе вскрикнул и попытался помешать ему совершить столь
ужасное дело, но отшельник со сверхъестественной силой повлек его за
собой. Дом был весь в огне. Отшельник, уже далеко отошедший с Задигом,
спокойно смотрел на пожар.
- Хвала богу, - сказал он, - дом нашего хозяина разрушен до основания!
Счастливец!
При этих словах Задигу захотелось одновременно и рассмеяться, и
наговорить дерзостей почтенному старцу, и прибить его, и убежать от него.
Но ничего этого он не сделал и, против воли повинуясь обаянию отшельника,
покорно пошел за ним к последнему ночлегу.
Они пришли к одной милосердной и добродетельной вдове, у которой был
четырнадцатилетний племянник, прекрасный юноша, ее единственная надежда.
Вдова приняла их со всем возможным гостеприимством. На другой день она
велела племяннику проводить гостей до моста, который недавно провалился и
стал опасен для пешеходов. Услужливый юноша шел впереди. Когда они взошли
на мост, отшельник сказал ему:
- Подойдите ко мне, я хочу засвидетельствовать мою признательность
вашей тетушке. - С этими словами он схватил его за волосы и бросил в воду.
Мальчик упал, показался на минуту на поверхности и снова исчез в бурном
потоке.
- О чудовище! О изверг рода человеческого! - закричал Задиг.
- Вы обещали мне быть терпеливым, - прервал его отшельник. - Узнайте
же, что под развалинами дома, сгоревшего по воле провидения, хозяин нашел
несметные богатства, а мальчик, который погиб по воле того гче провидения,
через год убил бы свою тетку, а через два - вас.
- Кто открыл тебе все это, варвар? - воскликнул Задиг. - Да если бы ты
даже прочел это в книге судеб, кто дал тебе право утопить дитя, которое не
причиняло тебе зла?
Произнеся эти слова, вавилонянин вдруг увидел, что борода у старца
исчезла и лицо его стало молодым.
Одежда отшельника как бы растаяла, четыре великолепных крыла прикрывали
величественное, лучезарное тело.
- О посланник неба! О божественный ангел! - воскликнул Задиг, падая
ниц. - Значит, ты сошел с высоты небес, дабы научить слабого смертного
покоряться предвечным законам?
- Люди, - отвечал ему ангел Иезрад, - судят обо всем, ничего не зная.
Ты больше других достоин божественного откровения.
Задиг попросил дозволения говорить.
- Я не доверяю своему разумению, - сказал он, - но смею ли я просить
тебя рассеять одно сомнение: не лучше ли было бы исправить это дитя и
сделать его добродетельным вместо того, чтобы утопить?
Иезрад возразил:
- Если бы он был добродетелен и остался жить, судьба определила бы ему
быть убитым вместе с женой, на которой бы он женился, и с сыном, который
родился бы от нее.
- Что же, - спросил Задиг, - значит, преступления и бедствия
необходимы? И необходимо, чтобы добродетельные люди были несчастны?
- Несчастья, - отвечал Иезрад, - всегда удел злодеев, существующих,
дабы с их помощью испытывать немногих праведников, рассеянных по земле. И
нет такого зла, которое не порождало бы добро.
- А что произошло бы, - снова спросил Задиг, - если бы вовсе не было
зла и в мире царило одно добро?
- Тогда, - отвечал Иезрад, - этот мир был бы другим миром и связь
событий определила бы другой премудрый порядок. Но такой совершенный
порядок возможен только там, где вечно пребывает верховное существо, к
которому зло не смеет приблизиться, существо, создавшее миллионы миров, ни
в чем не похожих друг на друга, ибо бесконечное многообразие - один из
атрибутов его безграничного могущества. Нет двух древесных листов на
земле, двух светил в необозримом пространстве неба, которые были бы
одинаковы, и все, что ты видишь на маленьком атоме, где родился, должно
пребывать на своем месте и в свое время, согласно непреложным законам
всеобъемлющего. Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно, что так
же случайно сгорел и дом, но случайности не существует, - все на этом
свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвозвестие.
Вспомни рыбака, который считал себя несчастнейшим человеком в мире.
Оромаэд послал тебя, дабы ты изменил его судьбу. Жалкий смертный,
перестань роптать на того, перед кем должен благоговеть!
- Но... - начал Задиг. Но ангел уже воспарял на десятое небо.
Задиг упал на колени и покорился воле провидения...
Ангел крикнул ему из воздушных сфер:
- Ступай в Вавилон!
отрывок из Вольтера "Задиг или судьба" |
